Новоселівка в серці та пам’яті вченого-гірника (до 95-річчя з дня народження професора М.Я. Біліченка)

Людині, про яку хочемо розповісти читачам, котрі цікавляться історією на-шого рідного краю, через деякий час виповниться сто років від дня народження. Але час нині настільки насичений позитивними і негативними подіями, що змушує не відкладати справу на майбутнє. Врешті-решт, 95 років – теж поважна цифра. Микола Якович Біліченко з цих дев’яноста п’яти років прожив 87, не просто про-жив, а зробив багато добрих справ – виховав дітей, онуків і правнуків, навчив гір-ничій професії сотні (ні – тисячі!) молодих людей, відстоював свою землю в боях з гітлерівською навалою, належав до керівників Гірничого інституту в непрості роки середини 60-х – середини 90-х рр. і, усвідомлюючи значення своїх свідчень про епоху, яку охоплює його життя, залишив опубліковані у 2004 р. спогади під назвою «І в пам’яті, і в серці». В подарованій автору цих рядків книжці Микола Якович написав: «…на добру згадку з повагою». Отже, нехай це буде добра згадка про добру людину, вченого, педагога, організатора вузівської науки й освіти.

Розпочнемо з сухої енциклопедичної інформації стосовно професора Націо-нального гірничого університету Миколи Яковича Біліченка: «Гірничий інженер-шахтобудівник, доктор технічних наук з 1965 р., професор з 1966 р., академік академії інженерних наук України, заслужений працівник вищої школи УРСР з 1979 р. Повний кавалер знаку «Шахтарська слава». Закінчив ДГІ у 1949 р. Працює в Національному гірничому університеті з 1949 р., завідував кафедрами прикладної механіки в 1974–1988 рр. та рудникового транспорту в 1988–1995 рр., декан гірничого факультету (1963–1965), проректор у 1965–1994 рр., з 1995–радник ректора, професор кафедри систем і технологій з 2001 р. Основні праці присвячено дослідженню стрічкових конвеєрів в умовах гірничих підприємств». Власне, це лише віхи його науково-педагогічної діяльності. 

Використовуючи документи та спогади професора М.Я. Біліченка, доповни-мо наведені дані фактами з життя неординарної особистості, вихідця з простої тру-дової сім’ї, який завдяки даному богом таланту і наполегливій праці досяг успіху і залишив по собі яскравий слід «і в пам’яті, і в серцях» рідних, колег, численних учнів.

Микола Якович Біліченко народився 24 листопада 1923 р. у селі Новоселівці Новомосковського району нашої області в сім’ї сільських трударів. Освіта батька обмежилася 4-класною церковно-парафіяльною школою. Працював у риболовецькому колгоспі, коли утворилася ця форма господарювання. Син про нього згадує так: «Батько був людиною неабиякою – в сенсі працелюбності і спокійного українсько-го, з гумором характеру… Він не палив, не пив і не мав інших шкідливих звичок. З усіма сусідами жив мирно, спокійно, умів робити практично все, за що його в селі всі пова-жали. Батько був пасічником, мабуть, єдиним у селі, а в народі вважалося, що погана людина пасічником бути не може – бджола його не сприйме. Ця пристрасть до бджіл передалася і мені». У цій характеристиці вгадуються риси характеру і самого мему-ариста. Яків Андрійович загинув у бою з гітлерівськими загарбниками в 1942 р. біля станиці Куринська Краснодарського краю. 

Мати Миколи Яковича Євгенія Єлизарівна закінчила 6-й клас гімназії в Гу-бинисі. Про неї син пише: «Мама була людиною грамотною, добре рахувала. Доста-тньо сказати, що вона допомагала мені рішати задачі, які задавали в школі, до сьомо-го класу включно. Дуже добре вона знала практично всі шкільні предмети, особливо українську і російську граматику». Вона була домогосподаркою, виховувала дітей, а коли вони підросли, працювала в колгоспі. Коли війна прийшла на нашу землю, вона переховувала поранених бійців, підліковувала і допомагала їм перейти лінію фронту. У 1943 р. її схопили, вона перебувала в гестапо в Новомосковську і в числі 10-ти інших патріотів була розстріляна окупантами. Одна з вулиць села Новоселів-ки названа її іменем.

У таких батьків отримав життя, його принципи, риси характеру, любов до рідної землі Микола Якович Біліченко. 

Після закінчення Ігренської середньої залізничної школи № 12 М.Я. Білічен-ко вступив до Київського авіаційного інституту. Але закінчив лише перший курс. 22 липня 1941 р. він був мобілізований і зарахований курсантом Харківського військо-вого авіаційно-технічного училища, пройшов чотиримісячний курс навчання і в травні 1942 р. уже був направлений до діючої армії на Калінінський фронт. Брав участь у бойових діях з ворогом до кінця війни.

На початку 1946 р. М.Я Біліченко демобілізувався і вже у лютому того року був зарахований на 2-й курс гірничого факультету. Був старостою групи. У тому ж році одружився зі студенткою, майбутнім гідрогеологом Оленою Авраменко. Вчив-ся на «відмінно», отримуючи підвищену стипендію, що було досить суттєвим для студентської сім’ї.

Сьогоднішнім молодим людям навіть важко собі уявити, наскільки важким було життя студентів (і, звичайно, не тільки їх) того часу. Наведемо витяг із прав-дивих свідчень Миколи Яковича: «В студентські роки наше матеріальне становище була «ахівським». Жили ми з дружиною практично на стипендію з щонедільною «під-годівлею» з боку її мами Клавдії Петрівни (теща Миколи Яковича, дільничний лікар, жила в м. Кам’янському – авт.), їздили робочим поїздом без квитків. Кондуктори студентів не дуже чіпали. Коли я добирався один, найбільш зручним і надійним міс-цем був дах вагону. Тільки сідати треба було на останні вагони, щоб паровоз не зако-птив, доки доїдеш.

Голод 1947 р. був дещо легшим, ніж 1933 року. Все ж ми отримували 0,5 кг хлі-ба. Отримуємо два пайки, один я несу на Лагерну (нині – Нагірний ринок на пр. Га-гаріна – авт.) продати, а з другим йдемо в їдальню № 32 «Язва» і на виручені гроші ку-пуємо, що нам подобається. Вибір, правда, як і фінанси, був обмежений. Деякою підт-римкою нашого добробуту були талони на тканини. Викуповуючи їх у магазині і про-даючи на ринку, можна було мати «навар». Обсяг його, правда, залежав від якості, а значить і ціни тканини в магазині: дорога тканина – більший дохід. Талони видавала профспілка, відав цим студент Вагін. Він зі своїм оточенням творив «справи», про які знали всі студенти. Олена Яківна (дружина – авт.) тоді готувалася стати матір’ю.

Тут доречно згадати пшеницю, яку Зільберман А.І. й Кур’ян А.І. (викладачі гірничого інституту – авт.) привезли із Караганди. Якась частина її була непридат-ною для вживання: багато прілого зерна. Питання вирішилося просто: в туалеті гу-ртожитку здійснювалася промивка. Все, що плавало, вимивалося. Іноді підлога туалету була так вкрита пшеницею, що небезпечно було пройти. Промита пшениця трохи підсушувалася в кімнаті на газеті, а потім – в кашу. Студенти привозили з дому різні круподерки, жорна, тому вечорами в деяких кімнатах гуртожитку так гуло, ніби на якійсь фабриці. Я іноді їздив у Голубівку, привозив цукровий буряк. Хоч сирий, хоч варений – це був делікатес».

Ще довго труднощі треба було переборювати на кожному кроці. Відбудова зруйнованого інституту власними силами студентів, викладачів, співробітників – це теж в біографії М.Я. Біліченка. Аспірантура, науково-педагогічна робота… (ди-вись початок статті).

Життя його було довгим і наповненим сенсом. Останній розділ його книги спогадів називається «Чим я пишаюся». Дійсно, є чим пишатися. І йому, і численній родині, і Національному гірничому університету, і селу Новоселівка.

Радимо читачам прочитати «Додаток» до цієї публікації, в якому звучить невмирущий дух нашого народу і любов до рідної землі.

Додаток

Витяги із спогадів професора М.Я. Біліченка про минуле нашого краю

(Мовою оригіналу)

Из окна моей квартиры в солнечную погоду видна Новоселовка – село, где 24 ноября 1923 г. я родился. Сейчас в нём осталось совсем мало моих ровесников, потому заглянуть в его историю с помощью очевидцев мне не удастся. Если бы мы захотели представить себе, как выглядели эти места в давние времена, то увидели бы, очевидно, широкую реку, раскинувшуюся от нынешнего Подгороднего до трассы Москва-Симферополь. Позже геологические процессы оставили здесь мощные слои песка, лёса, глины и кое-где – угля. Со временем осталась весьма извилистая река – Самара, а вокруг неё – много заток, проток и озёр. Берега – место, где ранее была река, поросли густым вековым лесом, а на остальной площади поймы образовались болота: водоросли, рогоза, оситняг, осока, очерет. Именно эту картину я помню с детства. В притоках и затоках, в лесу можно было легко заплутать. Вспоминаются толстые дубы, ясени, клёны, росшие в лесу. Когда позже я впервые увидел пятисотенный дуб на Хортице, очень он мне напомнил новоселовских старожилов.  

Новоселовку и её окрестности можно считать оазисом в Диком Поле, где веками прятались обездоленные, ищущие спасения от насилия богатых, люди. В лесу и в разбросанных там озёрах, болотах можно было спрятаться от набегов татар, турок. Думаю, что в давние времена в этих местах уже были казацкие поселения, где жили с семьями казаки, собиравшиеся на Сечь в случае походов.  А возможно и до них здесь оседали беглые – уж больно хорошие для этого места были. 

Смог бы показать место, где раньше были три кургана-могилы – большие холмы, насыпанные то ли казаками, то ли скифами. Сейчас эти могилы распаханы и сравнены с землёй. Рядом с селом было озеро Сирковое и даже могила Сирка, возможно, какого-нибудь родича Ивана Сирка, т.к. сам он похоронен в селе Капу-ловка Никопольского района. 

Одной из достопримечательностей с. Новоселовка была водяная мельница на отводном рукаве от Самары. Построенная из дерева, она казалась на фоне сельских хат каким-то сказочным творением зодчего, красиво вписавшимся в пейзаж. Это был, помимо церкви, главный центр, постоянно посещаемый окрестными селянами. Когда мельница работала, возле неё было много бричек с зерном. Дед-мельник иногда разрешал нам, пацанам, полазить внутри мельницы, забраться по дощатой лестнице аж на самый верх. Сейчас эти эпизоды вспоминаются мною, как незабываемые экскурсии в годы беззаботного детства. Мельницу разобрали, когда начали строить Запорожскую ГЭС. В воде остались дубовые сваи, которые я со своими товарищами выкапывал из дна реки. Мы ныряли, разгребали руками вокруг воронки поглубже, пока свая не начинала качаться. Затем веревкой с берега раскачивали её и вытаскивали. Сваи были дубовые, тяжелые, топором плохо рубились, а когда высыхали – были хорошим топливом. 

Низина или, как называли место расположения Новоселовки, болото, являлась рассадником комаров, в том числе, малярийных. В то время в Новоселовке не было человека, который не болел бы малярией. Особенно от этой болезни страдали дети. Приступ её начинался и заканчивался ежесуточно в одно и то же время. Помню, утром иду в школу, а днём начинается трясучка. Иду домой, сажусь против солнца на завалинке, укутываюсь, чем можно, и жду окончания приступа. В селе медицинского пункта не было, а кто хотел лечиться, должен был ходить в районную больницу в Новомосковск. Я уже был настолько слаб, что меня возили лодкой в Новомосковск, а там, от пристани до поликлиники, отец носил на руках. Процедура лечения была минутная: отметка в журнале, порошок хины, вода – запивай и иди. Выпить там, на глазах, – обязательное условие. Хина – очень горький порошок, потому отец мне его заворачивал в оторванный от газеты чистый край, и я глотал как таблетку. Позже появились жёлтые таблетки – акрихин. Но всё это по-чему-то мало помогало и, мне помнится, что все мы болели не один год, пока над нашими новоселовскими болотами не начал летать самолет и высыпать комарам отраву. Это и помогло.

Вот тогда я впервые увидел самолёт, да ещё так близко, что видно было лётчика, который смотрел на нас. На меня это чудо произвело такое впечатление, что я после десятилетки, не задумываясь, пошёл учиться в Киевский авиационный институт…

Речушку – один из рукавов Самары, называли Татаркой, а одна из балок, примыкающих к Татарке, звалась Нагаева балка. 

Из «географических» воспоминаний в памяти ещё остались лиман, шелюг и сосновый лес. Сейчас там ставки, в которых разводят рыбу. А тогда, сразу за тремя могилами, был лиман – большое мелкое озеро в несколько десятков гектаров, полностью заросшее рогозом и оситнягом. В нём водилась рыба (карась, линь, кар-пик), и было много дичи – уток, лысух, куликов. В этом болоте были небольшие плесы, где зимой ловили рыбу «китцями» – интересный, мной больше нигде не виденный способ ловли – можно сказать, руками и буквально, и в переносном смысле.

Шелюг – большое холмистое поле песка, на котором росла белая и красная лоза и другие низкорослые растения с гибкими стеблями, использующиеся для изготовления разных корзин, мётел. На этих же песках, между Новоселовкой и поселением немцев, которое сейчас называется Александровка (раньше – Німецьке) небольшая площадь была засажена сосновым лесом, где часто встречались грибы. Деревья были ещё не очень большие, лес густой, и посещение его приводило нас, детей, в особое приподнято-торжественное состояние – мы-то привыкли к лиственному лесу. За сосновым лесом, возле самой Александровки, – речка Татарка, которая часто летом пересыхала. Из неё брали воду немцы, которые вели поливное огородничество – выращивали семенные арбузы, болгарский и горький перец, помидоры, огурцы и дыни. Осенью многие взрослые и дети из Новоселовки шли туда на работу, особенно на арбузы. За день работы каждый мог съесть арбузов, сколько захочет, и вечером взять домой, сколько дотащит.

Перед пуском Запорожской ГЭС весь лес вырубили, т.к. считали, что уровень Самары значительно поднимется. Однако разливы случались только весной. В этот период зеркало воды было примерно такое, как сейчас, а глубина – меньше. Потом Самара снова входила в свои берега. Вскорости после этого русло Самары было местами расчищено до самого Новомосковска, и начали ходить катера – речные трамваи, а также баржи с песком и щебнем. С пуском речного трамвая Новоселовка ожила: стало возможным ездить на рынок в Днепропетровск и Новомосковск, обходясь без посредников-перекупщиков (по-нынешнему – бизнесменов).

Помню эпизод времён раскулачивания. Несколько селян, как тогда говорили «куркулей», выезжали из села бричками с каким-то скарбом. Родичи и близкие плакали, а те, кто раньше батрачил у кулаков и влачил жалкое существование, молчаливо наблюдали. Выражение лиц последних я запомнил – не осуждающее и не одобряющее. Молчаливое согласие.

В селе сначала была организована артель – СОЗ (спільний обробіток землі), затем колхоз им. Чубаря, получивший позже имя К. Маркса.

Хорошо помню праздник всего села (в поле, возле трёх могил) по поводу вручения крестьянам государственного акта на вечное пользование землёй. Мы, дети, радовались вместе со всеми, но ничего не понимали – ведь земля и так была нашей. Артель купила или получила от государства один трактор. Назывался он «Фордзон». Большие колёса с большими железными шипами. Дети специально бегали в поле смотреть, как он ездит и пашет. Главным трактористом был мой дядя, который мне разрешал везде заглядывать, но ничего не крутить и лучше не прикасаться. Один раз я с трактористом сидел за рулём и крутил его, когда мы ехали. Остальные бежали следом, завидуя. 

Последний раз из предвоенной Новоселовки я уходил с мамой и отцом в январе 1941 года – возвращался после каникул в Киев. Шли мы тропинкой напрямик по льду – на Одинковку. Посреди глуши отец остался стоять, мы с мамой – на Игрень, на поезд. Я и сейчас помню отца, который стоял на льду, опершись на пешню, смотрел нам вслед, пока мы не скрылись вдали. Я тогда думал: почему он так долго стоит и не идёт домой? Наверное, он чувствовал, что видит меня последний раз. 

Хорошо помню послевоенную Новоселовку. Я был там в отпуске в декабре 1943 года. Полностью сожженное село. Остались несгоревшими только хаты, кры-тые черепицей. Наша хата сгорела. Жить людям негде. Мой брат Виктор, который удрал от немцев, и сестра Вера жили у соседей, где сгорела только крыша, а потолок и стены остались. Пепелище. Ни родной хаты, ни отца, ни матери… Ничего, никого – только горе. Люди ещё не успели очнуться, началась зима, бои шли под Кривым Рогом, слышна была канонада. У меня тогда родилось желание – ехать в полк, писать заявление о переводе в пехоту. Сбыться ему не удалось – не отпустили, сказали, что авиамеханики нужны, их долго готовить надо, а пехотинцев – недолго.

Думаю, что в жизни каждого человека найдутся такие события, который он вспоминает с гордостью. Есть такие события и в моей жизни. 

Я горжусь тем, что в 1940 году выдержал огромный конкурс и поступил в Киевский авиационный институт, а в 1942 году окончил Харьковское авиационное училище на «отлично», за что мне было присвоено звание старшего сержанта авиатехнической службы. 

Горжусь тем, что в полку был одним из лучших механиков. С особой гордостью вспоминаю, как я, в возрасте 20 лет, в дождливые недели, когда не было полётов, читал техникам и лётчикам азы теории двигателя и авиации. 

Горжусь результатами учёбы в ДГИ, поступлением в аспирантуру, тем, что сумел преодолеть все жизненные невзгоды, выучиться, заработать ученые степени и звания.

Я с гордостью смотрю на свою многочисленную семью: любимую жену Лилю, детей – Женю, Толю, Юру, внуков – Татьяну, Максима, Колю и Николая, правнуков – Васю и Леночку, зятьев – Володю, Андрея, Петра, невестку Ольгу.

По сроку работы проректором по учебной работе я был, наверное, в Союзе абсолютным чемпионом, и за 30 лет сумел сохранить тёплые человеческие отношения со всеми сотрудниками. И я горжусь тем, что коллектив Национального горного университета уважает меня до сих пор, в этом я убеждаюсь, общаясь со многими людьми. 

Горжусь тем, что был организатором и участником подготовки более 35 тысяч специалистов. Горжусь своим вкладом в становление учебного процесса, его совершенствование и поддержку на плаву, а также – моей деятельностью по приумножению материальной базы вуза. Особую гордость испытываю, входя в вестибюль главного корпуса и осознавая, что в огромной работе по его преобразованию и сохранению как памятника архитектуры есть немалая доля и моих усилий.

Я горжусь ещё многим, но вспоминаю где-то вычитанные мысли Галилео Галилея о том, что у каждого человека все его хорошие дела уравновешиваются к концу жизни не совсем хорошими, все его положительные и отрицательные эмоции тоже уравновешиваются, и их сумма становится равной нулю. 

В последнее время я пытаюсь суммировать, чтобы узнать, прав ли был Галилей. Наверное, я кое-что забыл или неправильно поставил знаки, потому что у меня ответ получается положительным. Но мне приятно осознавать это.

Ганна Швидько

Література:

Биличенко Н.Я. И в памяти, и в сердце.– Дніпропетровськ: Національний гірничий університет, 2004.– 155 с.

Днепропетровский горный институт. Исторический очерк. Кн. 2 Кафедры (1899–1992) / Под. ред. д. т. н. А.А. Ренгевича, канд. ист. наук М.П. Теселько.– К: Техніка, 1995.– С. 206–216.

Історія і сучасність Національного гірничого університету (1899–2009) / За ред. проф. Г.К. Швидько.– Дніпропетровськ: Національний гірничий університет, Ліра, 2009.– С. 192, 197, 198,201, 226, 228, 232, 261.

Професори Національного гірничого університету (1899–2009).– Дніпропетровськ: НГУ, 2009.– С. 20.